«Катюши» – «Сталинские орга́ны» - Артем Владимирович Драбкин

Приходит начальник штаба, лейтенант, говорит: «Зуев, давай, вызывай взвод боепитания к нам на огневую позицию!» – Я был на огневой позиции. – «Потому что утром немцы будут наступать, а у нас снарядов только на 1 залп».

А последний залп мы не имели права расходовать без разрешения Ставки Верховного главнокомандования. И он у нас один остался, а немцы хотели прорваться. Я дежурю, сижу, часов в 12 ночи приходит снова начальник штаба: «Ну как, ты связался с взводом боепитания?» «Нет связи», – я говорю. «Давай, вызывай! Что будет? Они прорываться будут, всех сомнут». Он вынимает пистолет из кобуры, кладет его передо мной на стол: «Если к утру взвод боепитания не приедет, первая пуля твоя, последняя моя!» И ушел.

Пистолет оставил?

Нет, взял с собой. (С улыбкой.) Вот и сижу, думаю: эти позывные для взвода боепитания, не откликаются, нет связи по ним. Я давай другие дивизионы крутить, и попал на 2-й дивизион. Он, видимо, находился поближе к взводу боепитания и связался [с ним]. А радист-то был – как раз учились вместе в Свердловске – Теплых Коля. (Рассмеялся.) Я ему сказал, дал координаты нашего местонахождения. Он связался с взводом боепитания и потом мне позвонил, что все им передал. Должны приехать. Я, конечно, обрадовался, воспрянул. А то думал, хлопнут еще ни за что. Хотя я и до этого всего был под бомбежкой, обстрелом. Стало светать, и смотрим: взвод боепитания подъезжает к огневой позиции. Немцы стали прорываться из окружения, и мы тем залпом, который у нас был заряжен, дали по ним. И прекратили они наступать! Заглохли – ну полком залп дали! Мы стреляли по гектарам – что там было, все в пух и прах. После этого мы получили приказ полк отправить на юг. Куда на юг? Никто не знал. Мы – рядовые радисты да солдаты – что мы знаем?

Сначала нас в Москву, из района Старой Руссы мы своим ходом приехали. В Москве построили весь полк, вручили гвардейское знамя, нам выдали гвардейские знаки каждому. Полк-то был гвардейский, отборный, как считались они в то время. Командир полка встал на колени, поцеловал знамя и сказал: «Мы его не посрамим»! Все, и погрузили нас в эшелон, в товарные вагоны, и на юг.

Проехали от Москвы километров 200, приезжаем на станцию – а там техника разбита, станция разбита, трупы валяются. На вторую станцию приехали – такое же положение: немцы все разбомбили вокруг Москвы. После этого командир полка дает приказ спешиться и двигаться своим ходом. Дальше нельзя ехать – разобьют! И мы своим ходом едем на юг. Ночью роем, установки закапываем в землю: где-нибудь в леске остановимся, выбираем место. Окопы себе роем – это все за ночь, а в мае ночи короткие, мало времени, а надо трудиться. А днем мы стоим, пережидаем до следующей ночи. В следующую ночь двигаемся дальше, фар не включаем. И так мы добирались несколько суток до Дона. Приехали к Дону около Клетской, немцев еще не было под Сталинградом, но они уже подходили к Дону. Когда они стали подходить, мы дали залп по ним. Я не знаю, где стояли другие дивизионы, а наш первый, в котором я был, дал залп по немцам. Они не стали здесь переправляться, видимо, пока разбирались после этого. Мы получили приказ двигаться к Сталинграду, это в междуречье. Междуречьем назывались места между Волгой и Доном, километров 150–200, может быть.

Наш дивизион остановился на северо-западной окраине Сталинграда, заняли оборону, но немцев еще не было. Окопались, установки закопали, всем известно было, что немцы будут наступать на Сталинград. Они действительно наступали: в день у них было от 6 до 10 атак. Как начнут наступление – мы даем залп, прервали. Часа через 2–3 собрались, опять пошли – опять залп. И вот так мы стояли в обороне почти 6 месяцев. Немцы, правда, не подошли к Волге на северо-западе, где мы стояли. Вот на юге Сталинграда они прорвались к Волге, к нам они не подошли.

Днем мы залпы давали, ночью отдохнешь сколько, не отдохнешь – всякое бывало. Там же балки есть: балка Антонова, Грачева. Установки наши были в балках зарыты, мы тоже все в окопах сидели с радиостанцией. Но, как правило, когда мы были в обороне, были на огневой позиции, мы находились примерно метрах в 50 от огневой в окопе. Потому что немцы засекали радиостанцию, открывали огонь. А мы, если около батареи будем, так забьют батарею. У нас один окоп, зарыты – разве точно попадет. (С улыбкой.) Не попадет ничего, это в виде исключения, надо думать. А когда дадут команду с наблюдательного пункта «Огонь!», мы тогда выскочим и передадим голосом на огневую позицию: «Угломер такой-то, прицел такой-то, залпом огонь!» Все. Они поставят направление на установках, прицел. (Машет правой рукой вверх-вниз.) И все, дают залп. И вот так в обороне вплоть до 19 ноября 1942 года. Ну что, я могу еще один пример привести, не очень, правда … Был приказ 227-й Сталина «Ни шагу назад». А мы, радисты, обычно были то на огневой позиции, то на наблюдательном пункте. Наблюдательный пункт у нас обычно был – если вот такая балка. (Показывает руками форму балки в поперечном разрезе.) Здесь противник, здесь огневые позиции, а здесь наблюдательный пункт сзади (противник располагается вдоль оси балки, огневые на ближнем к нему скате балки, наблюдательный пункт на дальнем скате). Там видно немцев, а с огневой-то позиции не видно. Ну и вот, это перед 19 ноября. Командир взвода связи лейтенант Белов дает команду: «Зуев, Гаврилин, с огневой позиции перейти на наблюдательный пункт». А мы на огневой позиции были, ближе к переднему краю. А приказ 227-й – ни шагу назад! Вот мы идем, дошли до балки, а там склоны метров 300–400. Разные балки были, крупные. Прошли середину балки, стали подниматься – нас останавливают 3 человека, лейтенант с пистолетом, сержант с автоматом и солдат с карабином: «Вы куда, ребята?» А мы с Гаврилиным идем, он-то постарше меня. Он нес радиостанцию 6-ПК, а я установку питания. Ну, я помоложе его был, покрепче. У него в Москве еще двое детей было. Ну вот, остановили нас: «А вы знаете приказ 227? Вы же назад идете?» – «Знаем. Так мы же приказ выполняем командира взвода, идем на